За 30 лет реформ в Китае сложилось «два мира» - «городской мир», успешный, продвинутый, символизирующий модернизацию и реформы, о котором много пишут и говорят. По этому «миру», собственно, и представляют современный Китай. Другой - «мир деревни», о котором знают меньше или имеют искаженное представление. Но именно там таится потенциальная угроза для стабильности огромной страны
То, что показывают в КНР иностранным туристам - особняки, где якобы живут «крестьянские семьи» и расположенные рядом земельные наделы – не в счет. Все это больше похоже на владения некоторых российских олигархов, проживающих в престижных местах Подмосковья. С реальным сельским хозяйством Китая и жизнью 750 миллионов крестьян в глубинке это «шоу» ничего общего не имеет.
«Второй мир» живет по законам мелкотоварной, патриархальной экономики. Продукты, которые производят крестьяне, практически ничего не стоят. Его жизненное пространство – пахотные земли и приусадебные участки - ежегодно сжимается. Земли, за счет которых существуют сотни миллионов крестьянских семей, скупаются местными чиновниками, крупными компаниями и передаются под другие, несельскохозяйственные цели – на развитие инфраструктуры, строительство фабрик и заводов. Поскольку эти земли не являются частной собственностью, полновластными хозяевами от имени государства выступают местные чиновники, либо посредники, выплачивающие крестьянину единовременную компенсацию. В результате происходит стремительное обезземеливание крестьян, которые, потеряв свой клочок земли, миллионными потоками устремляются в города.
Возможна ли «революция китайских люмпенов»? Урбанизация, по замыслу китайских стратегов, должна работать на смягчение противоречий между городом и деревней. Но реально эту задачу сегодня (да и через 15-20 лет) решить невозможно. Сегодня вокруг каждого крупного города в Китае можно насчитать десятки миллионов «полугорожан» - «полукрестьян». Это относительно новая и весьма многочисленная группа населения. Условно ее можно назвать «транзитной группой». Западные эксперты насчитывают примерно 150-200 млн китайцев, сезонно «кочующих» из деревни в город и обратно. Часть из них еще сохраняют свои наделы, часть – потеряла. Число мигрирующих из года в год растет.
Концентрация таких люмпенизированных («транзитных») масс – серьезная социальная проблема для китайского руководства. В этой среде фиксируется самое большое число конфликтов и протестов. За последние пять лет количество «массовых инцидентов» (а это, в основном, земельные споры) увеличилось более чем в два раза. В прошлом году число таких инцидентов, по официальной статистике китайской Академии общественных наук, составило 180 тысяч. Пока протесты носят стихийный и несистемный характер. В этом движении нет идеологической составляющей (пока нет), оно «разорвано» на множество локальных (частных) случаев, которые отслеживаются руководством и частично решаются. Но это не останавливает волну недовольства. Фактически, происходит стихийное формирование некоей социальной базы антиправительственных настроений и, возможно, организованных выступлений.
Земельные отношения между крестьянином, местным чиновником и государством были, есть и будут своеобразным «минным полем», которое, в любом случае, нужно перейти. Руководство Китая теоретически может пойти на риск и попытаться «разминировать» его путем радикальных аграрных реформ, вплоть до введения частной собственности на землю. Либо будет искать обходные пути, сохраняя неопределенность ситуации в ее нынешнем виде. Поскольку в противном случае «крестьянская мина» может рано или поздно взорваться, обрушив весь успешный каркас выстроенных китайских реформ в городе.
Когда возникло «слабое звено»? Мао Цзэдун и Дэн Сяопин – два подхода и две стратегииКитай всегда был страной крестьянской, аграрной, и китайские реформы начинались именно в деревне. В деревне помнят эксперименты председателя Мао, который смотрел на крестьян как на главную революционную силу и источник энергии КПК. К слову, в период гражданской войны между КПК и Гоминьданом (1927-1949 гг.) Мао Цзэдун сделал ставку именно на деревню, в то время как его главный противник, руководитель партии Гоминьдан Чан Кайши - на город. Исход известен – в 1949 г. «китайская деревня» победила «буржуазный город». Мао решил, что именно в деревне кроются элементы «истинного коммунизма». В период «культурной революции» по его личному указанию были созданы сотни тысяч «народных коммун», в которых люди работали на энтузиазме, без денег, без личного имущества. Эта чудовищная энергетика была растрачена впустую, бездарно и безжалостно. Но историческая память осталась. Возможно, что эта историческая память сегодня психологически давит на китайское руководство, заставляя уходить от радикальных решений.
В конце 80-х годов прошлого века Дэн Сяопин, наделив сотни миллионов крестьянских семей «своими» (на условиях долговременной аренды) участками земли, дал колоссальный стимул для роста производства и разрешил торговлю сельхозпродукцией, часть которой крестьянин мог сбывать на рынках. Одновременно аграрная реформа стала началом для успешных реформаторских шагов в промышленности, торговле, привлечении иностранных инвестиций и пр. Резко возросли сборы риса, пшеницы, сои, других культур.
Страна стала производить в год от 300 до 400 млн т. зерна. Пик производства зерновых пришелся на 1998 г., когда в стране было собрано 512 млн т. зерна. Впервые страна накормила себя. И впервые начала зерно экспортировать. Но с 2003 года показатели производства зерновых стали неуклонно падать. Возник дефицит зерновых, который составлял в среднем от 30 до 50 млн т. В 2000-е годы (особенно после вступления КНР в ВТО) стало очевидно, что мелкие семейные хозяйства не смогут обеспечить растущие продовольственные потребности страны.
Сегодня уже и для ведущих экспертов, и для китайского руководства вполне очевидно, что аграрная модель, приносившая свои плоды в 1980 – 90-е годы, себя исчерпала. Нужна новая концепция и новые подходы.
Где спрятана новая «ловушка» для Китая?Часть китайских экспертов предлагает пойти по проторенной дороге азиатских индустриальных стран типа Японии, Южной Кореи и других. Так, один из ведущих китайских экономистов Мао Юйши считает, что нет ничего страшного в том, что производство зерновых, сои, риса и других традиционных сельскохозяйственных товаров будет постепенно снижаться. Это объективный и неизбежный, по его мнению, процесс, который уже пережили многие ведущие страны. Урбанизация неизбежно приведет Китай к зависимости от импорта продовольствия на 50-70%. Многие страны сегодня вынуждены импортировать до 90% сельскохозяйственной продукции, но это, якобы, процесс объективный. Нехватку продовольствия сможет заменить некий мировой продовольственный рынок, сложившийся в рамках ВТО и других международно-финансовых структур. Вот здесь-то и спрятана новая «ловушка» для Китая. В чем ее опасность?
На самом деле в эту «ловушку» уже попала часть развивающихся стран, добросовестно выполнивших требования ВТО и прекративших государственные субсидии отечественным сельхозпроизводителям. В результате они вынуждены были полностью открыть свои рынки для импорта продовольствия, которое ранее производили сами, а собственные ресурсы и инфраструктуру распродать. С 1990 – 2005 гг. 50 развивающихся стран увеличили импорт риса на 124%, а импорт пшеницы на 30%. Почти все они стали чистыми импортерами продовольствия. И именно те из них, кто точно выполнял советы Мирового банка и Международного валютного фонда, сегодня пали жертвами продовольственного кризиса, пик которого далеко еще не миновал.
Подобный сценарий осторожно, но настойчиво предлагается Китаю в связи с неизбежным реформированием его аграрной модели. На Западе понимают, что если в эту «ловушку» попадет Китай, выгоды от этой комбинации для мировой продовольственной «мафии» будут огромны.
Возможна ли частная собственность на землю в КНР?Часть экспертов обсуждает наиболее радикальный вариант – введение частной собственности на землю и проведение (под контролем государства) приватизации пахотных земель. Но этот радикальный сценарий подвергается в Китае критике как с экономических, так и с идеологических позиций. Большинство экспертов считают, что приватизация еще больше обострит существующие проблемы и увеличит потоки внутренних мигрантов из деревни в города. Многие опасаются, что приватизация земли может привести к резкому сокращению «золотого пахотного фонда» и передачи части его в частные (иностранные) компании.
Объем пахотного фонда, несмотря на довольно большие размеры Китая, не так уж велик. Пахотные площади составляют всего 13% земельного фонда страны, пастбища – 28%, а леса - 25%. Остальное - горы, пустыни и другие непригодные для сельского хозяйства земли. Таким образом, у китайского государства имеется некий «золотой фонд» земель – это 120-130 млн га. Это та «красная черта», за которую нельзя опускаться ни при каких условиях. Сокращение этого фонда станет проблемой национальной продовольственной безопасности.
И никуда не деться от идеологии, от вопроса: а нужен ли правящей в Китае коммунистической партии многомиллионный слой собственников земли? Готова ли компартия пойти на столь серьёзную корректировку казалось бы незыблемых идеологических устоев?
Сергей Лузянин
Голос Росии, 23 августа 2011
Ссылка на источник:
Ахиллесова пята китайских реформ