Беседовать с Валерием Казаковым можно и в Москве, и в Минске. Российский чиновник, руководитель ФНКА «Белорусы России» и уроженец Беларуси, он — частый гость в Минске. Книги писателя Валерия Казакова, который пишет и прозу, и поэзию, издаются и в России, и в Беларуси. Но разговор наш — о духовном строительстве нашего современника, о роли литературы в этом процессе. Тема, пожалуй, безграничная и одинаково для всех важная.

— Мне кажется, что фантазия и реальность — две ипостаси объективности существования всего нашего многогранного мира. Его постижение невозможно без их комбинаций. При этом они могут быть разнообразными и несовпадающими. Если зададитесь целью проанализировать лучшие образцы классической литературы, вы без труда найдете тысячи пересечений реального и нереального, но самое интересное, что в рамках одного произведения они меняются местами, при этом не один раз. И еще реальность и фантазия объективны, и ничего с этим поделать нельзя. Маркеса люблю и, как это ни странно, перечитываю, без надежды на школу и институт. Стараюсь его книги подсовывать старшим детям. Вообще, к Нобелевским премиям в области литературы отношусь весьма скептически. Сегодня в них больше социальной предвзятости, чем дани таланту писателя, обогатившему человечество. Из русских действительными «Нобелями» считаю Ивана Бунина и Михаила Шолохова. Хотя и иные, безусловно, талантливые писатели. Очень жалею, что Нобелевскую премию не присвоили Василю Быкову.

Теперь о влияниях литературы на «реальную жизнь народа». Я бы заменил слово «народ» на слово «людей» или «человека». Так, мне кажется, точнее. Народ, это, конечно, громко, но на него в основном влияет пропаганда, телеящик и т.д. — то, что из людей делает обезличенное «народ». Может быть, я не прав. Настоящая литература, настоящий художник слова не влияет только на дебилов, на остальных, безусловно, не только влияет, но и активно участвует в формировании нравственного и национального кодов человека, без которых нет личности. Есть книги, перевернувшие мир, их мало, но они есть, и вы их помните. Для меня это Михаил Салтыков-Щедрин, Василь Быков и Владимир Короткевич.

— Картинки показывают на ярмарке, хотя сегодня и литературу пытаются превратить в картинки и иллюстрации нашего физического и духовного благополучия. Изменились требования и к литературе, и к самому творцу. Писатели сами виноваты и в своем плачевном материальном состоянии, и в обеднении самой литературы. По большому счету, писателям и интеллигенции, вслед за чекистами, следует представить счет за развал Советского Союза, но этот разговор давайте оставим для другого раза.

Сегодня, как ни странно, самой большой потерей нашей постсоветской литературы является потеря единого Союза писателей, что уронило статус художников слова ниже плинтуса и позволило власти перестать считаться с ними. Мне могут возразить, мол, тогда литература холуйствовала перед партией. Ой ли! Да сами литераторы были убежденными партийцами, входили в руководство и партии, и государства. И еще, любой даже самый приближенный к верхам писатель был готов к критике этой власти. Яркий пример — К. Симонов. Назовите мне сегодня хоть одного депутата и сенатора, живущего писательством и избранного в законодательный орган за свою писательскую известность. Потеряв свой профессиональный союз, мы потеряли уникальные школы переводчиков, критиков, драматургов, а взамен получили национальные одичания и клубок внутренних противоборств и неприязни, окуклившихся в десятки писательских сообществ. Результат — за двадцать пять лет литразвода мы не получили ни одного писателя уровня Айтматова, Быкова, Астафьева.

Какие задачи выполняет литература и, главное, кто ей эти задачи ставит? Художник, он не от власти, он от людей, если повезет, от Бога. Он видит и больше, и глубже.

— Можно еще добавить и слова Редьярда Киплинга «Несите бремя белых,\ пожните все плоды:\ брань тех, кому взрастили\ вы пышные сады,\и злобу тех, которых\(так медленно, увы!)\ с таким стараньем к свету\ тащили вы…» В одной семье двух похожих не сыщешь, а здесь Восток и Запад… Это как для кого, для России Евразия — естественное состояние, традиционное почти во всех сферах, включая, что самое важное, повседневную жизнь. Это, скорее всего, имеет отношение и к Беларуси. Для Европы это видение Востока глазами и душой Киплинга, отсюда и парадокс сегодня: чем дальше на Запад в Европу, тем гуще Восток и выше мечети. Но что делать, они сами это у себя устроили. Они сначала Восток ограбили, забили его прошлым свои музеи и мозги, а затем решили облагоденствовать бывших шерпов своим «светом» и подачками. Восток увидел в бывших колонизаторах должников и пришел за своим. Чем закончится? Поживем — увидим. Одного не надо забывать — ислам моложе христианства почти на семьсот лет. А теперь вспомните, что творили христиане на Востоке с одиннадцатого по семнадцатый век, да и в Европе тоже.

— Как говорит известный белорусский бард Виктор Шалкевич: «С идеологией можно делать все, за исключением лежать с ней в постели и заниматься любовью». От такой любви детей не будет. На мой взгляд, революция — это уже любовь, это порыв, равный по силе экстазу, а иначе люди за вожаком не пойдут и в итоге это обратиться в кровавую смуту и проклятия обманутых. Вы правильно подметили: в двадцатые-сороковые годы (годы «махрового» сталинизма) в литературе были искатели правды. Вечные странники, такие современные дон кихоты, а вот сейчас их нет, как нет и подлинных романтиков. Жалко, конечно. Правда, и жизнь, и смерть, и любовь — они всегда есть в жизни и человека, и литературного героя. Только любовь бунтаря отлична от любви мирного хуторянина. В мире идет долгий спор: какая из них сильнее, а главное, ближе к духовному идеалу. Есть герой, а есть «серединный человек», готовый многим поступиться ради своего спокойствия и мирной повседневности. Каждый из нас в свое время сделал свой выбор, осуждать который никто не вправе. Но вернемся к великой и вечной! Без любви нет хорошей литературы, она кастрирована, беспола. Сегодня многие авторы, не испытав этого чувства, не могут его описать и заменяют ее эротикой и сексом. Причем физиологию они умудряются описать весьма красочно. Плохо, что это называют литературой, называют книгой. А ведь Библия переводится как Книга. Очень бы хотелось, чтобы люди книги остались ими, а не бесноватым стадом.

— Не знаю, но гармония мира зависит от твоей личной гармонии с этим миром. Если она есть, то все в порядке, нет — никакая внешняя сила ее тебе не принесет. «Насильно мил не будешь» — просто и понятно, без Гегеля и Бердяева. Что значит «пресыщенность цивилизации»? Даже блондинка не может пресытиться обновками в модном бутике, а уж цивилизация и подавно. Видимость пресыщенности нашего общества от упадка общей нравственности и телевизора. Мне кажется, интернет гуманнее для взрослого человека, чем телик, где в тебя вбивают изо дня в день одно и то же, только в разных обертках. Я уже семнадцать лет не смотрю «ящик» и не читаю газет. Есть, правда, одна гармония, к которой обязана стремиться всякая власть — социальная гармония, в худшем случае — создавать ее видимость. В России, увы, такой гармонии нет, даже предпосылок к ее установлению. Есть президент и народ, как ни парадоксально, последний доверяет президенту и ненавидит власть и олигархов. Сколько это будет продолжаться — одному Богу известно, но кончится бедой.

Теперь о мечтаниях про «лучший мир». Такие мечтания называются религией и находятся в ведении глубоко мною любимого митрополита Филарета, может, одного из последних православных иерархов утопающей в светскости церкви.

— Поэзия — музыка литературы. Настоящая проза поэтична и ритмична. Не надо изобретать велосипед — все служит для передачи информации и отличается только своим эмоциональным и энергетическим зарядом. Можно прочитать репортаж о боевых действиях и остаться равнодушным, а можно прочитать рассказ Быкова или Гаршина — и тогда сухая газетная строка заплачет, заставит забиться сердце, и ты увидишь мерзость войны своими глазами.

Литература только приближала человека к главным смыслам его жизни, помогала осознавать их, подсказывала ответы на сложные вопросы, а иногда предлагала примеры для подражания. Это, конечно, относиться к настоящей, некоммерческой литературе, но такая не трендовая литература все реже и реже доходит до читателя.

Рад, что в Беларуси существует государственная поддержка писателя и книги, не скажу, что она исключительна, но это благое дело, безусловно, достойно внимания соседей.

Беседовал Кирилл Ладутько
Звязда, 24 марта 2015