Василий ШУПЕЙКИН

 

– После восьмидесяти лет, каждый прожитый год можно считать за три, как на войне, иронизирует мой собеседник. Он – фронтовик. Так Александр Егорович Колесников называет себя и однополчан, с кем хватил военного лихолетья через край.

– Потому как участники всякие бывают, – рассуждает он на заданную тему. – Кто-то за двести километров от передовой службу нес, а кто-то под пулями раненных на себе таскал, да во фронтовых госпиталях без сна и покоя возвращал бойцов в строй. И они то, вторые, почему то, не участники. А первые, что самолетам хвосты крутили, а пороху не нюхали – участники. А мы – фронтовики.

Ему есть, что вспомнить из большой, насыщенной трудом и громыханьем пушек биографии. Но разговор наш все чаще переходит на день сегодняшний, в котором 86-летний человек без устали работает в Медеуском районном совете ветеранов.

 

– Я-то ходячий, а есть среди фронтовиков и участников войны люди недвижимые. По суворовскому завету мы служили – «Сам погибай, а товарища выручай», – по нему и живем всю жизнь. Вот сейчас нас браты-белорусы, сябры наши, вспомнили, наградили всех, кто кровь и пот на их земле проливал, медалью в ознаменование 65-летия со дня освобождения этой многострадальной земли. Тысячи казахстанцев отдали воинский долг сполна, освобождая города и села Полесья. А сегодня в нашем районе таких осталось только 93 человека…

 

С этой невеселой фразы разговор наш переходит в русло воспоминаний о времени, в котором…

 

 

– Беларусь, говоришь… Как и что там было? Что самое яркое? А знаешь, какая там малина в лесу? А брусника? У нас на родном Алтае такого не было. Вот рассказываю и сейчас во рту вкус тот чувствую. После сухарей и концентратов – да живой брусники – ничего в жизни слаще и вкуснее не ел.… Но и большего страха, горя, страданий, чем там не видел…

И вспомнилось старому солдату, вернее старшему сержанту, командиру самоходной установки – СУ-124, что на базе танка Т-34 наводила на фрицев ужас, как горело после авианалета фашистов село Ушаково, что под Ельней.

 

– Мы-то накануне оттуда всех гадов выбили. Люди вышли из леса. Серые, худые, обросшие, с котомками. Бабы, дети да старики. Плачут, нас обнимают, благодарят. А одна старуха все причитала: «Да якие ж вы добры, хлопцы, та молодзеньки!» Видно мы ей совсем мальчишками показались. Хотя оно так и было…

Александр Егорович ушел на фронт в ноябре 1941 года. Весь их класс подал заявление о призыве добровольно.

 

– И попали мы в отдельный лыжный батальон, – с доброй улыбкой вспоминает он. – Мой год рождения – 1923, последний из призывного, были мы самые молодые из всех солдат, но и самые
петушистые. Нас под Новосибирском готовили к боям старые партизаны – на самодельных лыжах и с муляжами винтовок. Игра, да и только. Но мальчишкам нравилось гоняться по тайге друг за дружкой. Все – герои, причем неубиваемые.

Знали бы они тогда…

 

– Нас бросили под Москву. Новый 1942 год встретили на окраине столицы, в Беляево, и почти сразу же в бой. Двоих из нашего класса после него не стало. А во втором бою меня ранило в обе ноги – повезло. Еще десяти моим однокашникам не было фарту – погибли… Потом был госпиталь на Белорусском вокзале. Судьба, как будто бы готовила его для дальнейших боевых действий в самом пекле разгара войны, намекала: «Вот твое призвание сержант: целый год проведешь в лесах и болотах, а на последок в 1944-ом угодишь в пекло, которое назовут «Штурм Минска». И чтобы к этому главному бою своей молодой жизни был ты подготовлен по полной программе –отправишься после госпиталя и полного излечения в Свердловское танковое училище…».

 

Именно здесь и стал Колесников сержантом, командиром СУ-124. Его первую самоходку враги сожгут на границе с Беларусью при взятии станции Глинка. Он выживет, а вот экипаж будет расформирован.

– Наводчика Беложнецкого ранило, Ефремова – тоже, мы остались с водителем Жбановым, и пока выходили к своим, чуть от рук особистов не погибли. Такое было время… Но мне дали другую машину, где наводчиком стал Рогов, а заряжающим Лихачев. И пошли мы по земле белорусской. Но не долго тяжелая самоходка колесила по черным и заболоченным землям Полесья. Не даром же в песне поется, что только…

 

Пехота проходит болота

 

-Под Оршей мы простояли всю зиму – ни проехать. Вырыли под машиной яму, там и зимовали. Добрый народ белорусы, отзывчивый, не жадный, помогали нам всем, чем могли. Мы их тоже не обижали. Только однажды какая-то дамочка, из прислужниц немецких, фыркнула, мол, не нужны нам такие освободители. Так ее сами местные бабы так отходили – места мало было. Они же, эти героические женщины, восстанавливали сожженные города и веси, вылавливали полицаев. Да, да… На моих глазах притащили шкурника к нам в часть и сдали командиру.

Потом в составе механизированного корпуса под командованием генерала Панова Колесников и его сослуживцы выбили врага из Могилева и небольшого городка Жодино, что неподалеку от Минска.

 

– Сейчас там выпускают Белазы, а тогда…

3 июля 1944 года

 

Для нас, живущих на земле через 65 лет после этой даты, по большей части она открывается левитановским голосом в кинохронике: «3 июля 1944 года в ходе мощной наступательной операции, которая носила название «Багратион», советские войска освободили столицу Белорусской ССР город Минск!»

 

Как и предписывали приказы военного времени, такие победы знаменовались артиллерийским салютом. Большинство из оставшихся в живых белорусов и солдат, чьей кровью окроплена эта земля, салюта не увидели – для живых война продолжалась, а очи погибших света не мают…

 

– Долго мы топтались перед Минском, готовили наступление, – вспоминает Колесников. – Но зато потом как поперли фашиста, без остановки, на ура! Хорошо запомнил: в 16.00 мы вошли в Минск, а в 19.00 вышли на противоположной его окраине… Что они твари сделали с этим красивейшим городом мира… Но я был после войны в Минске. Молодцы сябры, все с любовью и нежностью восстановили. Не зря мы там кровь проливали.

 

За этот бой наградили старшего сержанта второй медалью «За боевые заслуги». Первую он получил за взятие Глинки, где горел в самоходке.

 

На Минске освобождение Беларуси не завершилось: были бои, и довольно успешные за Слуцк, Волковичи, менее значимые, но не менее сожженные села и деревни…

 

 

Здесь погибли его подчиненные Рогов и Лихачев…

 

– Мы брали Лодзь, – вздыхает ветеран. – И достал нас все-таки фашист. Как сыпанули искры в глаза, и кровью запахло терпко.

Оказалось – моей. Весь экипаж, кроме меня – наповал. Причем водитель как сидел за рычагами, так и остался, только нога его уперлась в газ и понесла самоходку по прямой. Я попытался выбраться из машины, но потерял много крови из-за ранения в голову и руку, к тому же ослеп на один глаз – плохо вижу. И был бы мне конец, если бы не взорвался топливный бак. Волной этого взрыва меня и выбросило из машины. Лежу и вижу, как взрывается самоходка, которая меня исторгла из себя, а прямо на меня бегут немцы. Я за пистолет, а рука то перебита. От острой боли потерял сознание.
Очнулся в госпитальной палатке, видно немчура приняла меня за убитого. Добивать не стали...

 

Потом Колесникова семь месяцев лечили в Подмосковье и с документами инвалида второй группы отправили на родину.

 

В годы мирные

 

– Стал я трактористом, – смеется Александр Егорович. – А кем еще мог стать одноглазый танкист? Но шибко это мне, боевому командиру самоходной установки, не нравилось, – учиться хотелось, я ведь после школы имел направление в политехнический институт…

В конце концов, мечта его сбылась, стал он студентом Барнаульского политеха. После получения диплома направили Колесникова в Казахстан. Вернее в казахстанскую глубинку – район Южно-Казахстанской области. Поработал, показал себя хорошим организатором и пошел на повышение, в областной центр, город Чимкент. Стал председателем обкома профсоюзов, членом пленума горкома.

 

– 10 лет прожил в Чимкенте, – вспоминает ветеран. – Но душа просилась в Алматы. Этот город я полюбил с первого взгляда. Согласился на перевод и принял нижестоящую должность в Минавтодоре, лишь бы жить здесь… Так с 1972 года считаю себя алмаатинцем.

Хотя, если честно, я бы и от Минска тогда не отказался, уж больно мне по нраву земля белорусская…

Судя по тому, что и белорусы не забывают воинов-казахстанцев, не пожалевших жизни для освобождения их земли от фашистского ига, любовь у нас взаимная. Тем и живем, по сей день.