То, что показывают в КНР иностранным туристам - особняки, где якобы живут «крестьянские семьи» и расположенные рядом земельные наделы – не в счет. Все это больше похоже на владения некоторых российских олигархов, проживающих в престижных местах Подмосковья. С реальным сельским хозяйством Китая и жизнью 750 миллионов крестьян в глубинке это «шоу» ничего общего не имеет.
«Второй мир» живет по законам мелкотоварной, патриархальной экономики. Продукты, которые производят крестьяне, практически ничего не стоят. Его жизненное пространство – пахотные земли и приусадебные участки - ежегодно сжимается. Земли, за счет которых существуют сотни миллионов крестьянских семей, скупаются местными чиновниками, крупными компаниями и передаются под другие, несельскохозяйственные цели – на развитие инфраструктуры, строительство фабрик и заводов. Поскольку эти земли не являются частной собственностью, полновластными хозяевами от имени государства выступают местные чиновники, либо посредники, выплачивающие крестьянину единовременную компенсацию. В результате происходит стремительное обезземеливание крестьян, которые, потеряв свой клочок земли, миллионными потоками устремляются в города.
Возможна ли «революция китайских люмпенов»?
Урбанизация, по замыслу китайских стратегов, должна работать на смягчение противоречий между городом и деревней. Но реально эту задачу сегодня (да и через 15-20 лет) решить невозможно. Сегодня вокруг каждого крупного города в Китае можно насчитать десятки миллионов «полугорожан» - «полукрестьян». Это относительно новая и весьма многочисленная группа населения. Условно ее можно назвать «транзитной группой». Западные эксперты насчитывают примерно 150-200 млн китайцев, сезонно «кочующих» из деревни в город и обратно. Часть из них еще сохраняют свои наделы, часть – потеряла. Число мигрирующих из года в год растет.
Концентрация таких люмпенизированных («транзитных») масс – серьезная социальная проблема для китайского руководства. В этой среде фиксируется самое большое число конфликтов и протестов. За последние пять лет количество «массовых инцидентов» (а это, в основном, земельные споры) увеличилось более чем в два раза. В прошлом году число таких инцидентов, по официальной статистике китайской Академии общественных наук, составило 180 тысяч. Пока протесты носят стихийный и несистемный характер. В этом движении нет идеологической составляющей (пока нет), оно «разорвано» на множество локальных (частных) случаев, которые отслеживаются руководством и частично решаются. Но это не останавливает волну недовольства. Фактически, происходит стихийное формирование некоей социальной базы антиправительственных настроений и, возможно, организованных выступлений.
Земельные отношения между крестьянином, местным чиновником и государством были, есть и будут своеобразным «минным полем», которое, в любом случае, нужно перейти. Руководство Китая теоретически может пойти на риск и попытаться «разминировать» его путем радикальных аграрных реформ, вплоть до введения частной собственности на землю. Либо будет искать обходные пути, сохраняя неопределенность ситуации в ее нынешнем виде. Поскольку в противном случае «крестьянская мина» может рано или поздно взорваться, обрушив весь успешный каркас выстроенных китайских реформ в городе.
Когда возникло «слабое звено»? Мао Цзэдун и Дэн Сяопин – два подхода и две стратегии
Китай всегда был страной крестьянской, аграрной, и китайские реформы начинались именно в деревне. В деревне помнят эксперименты председателя Мао, который смотрел на крестьян как на главную революционную силу и источник энергии КПК. К слову, в период гражданской войны между КПК и Гоминьданом (1927-1949 гг.) Мао Цзэдун сделал ставку именно на деревню, в то время как его главный противник, руководитель партии Гоминьдан Чан Кайши - на город. Исход известен – в 1949 г. «китайская деревня» победила «буржуазный город». Мао решил, что именно в деревне кроются элементы «истинного коммунизма». В период «культурной революции» по его личному указанию были созданы сотни тысяч «народных коммун», в которых люди работали на энтузиазме, без денег, без личного имущества. Эта чудовищная энергетика была растрачена впустую, бездарно и безжалостно. Но историческая память осталась. Возможно, что эта историческая память сегодня психологически давит на китайское руководство, заставляя уходить от радикальных решений.
В конце 80-х годов прошлого века Дэн Сяопин, наделив сотни миллионов крестьянских семей «своими» (на условиях долговременной аренды) участками земли, дал колоссальный стимул для роста производства и разрешил торговлю сельхозпродукцией, часть которой крестьянин мог сбывать на рынках. Одновременно аграрная реформа стала началом для успешных реформаторских шагов в промышленности, торговле, привлечении иностранных инвестиций и пр. Резко возросли сборы риса, пшеницы, сои, других культур.
Страна стала производить в год от 300 до 400 млн т. зерна. Пик производства зерновых пришелся на 1998 г., когда в стране было собрано 512 млн т. зерна. Впервые страна накормила себя. И впервые начала зерно экспортировать. Но с 2003 года показатели производства зерновых стали неуклонно падать. Возник дефицит зерновых, который составлял в среднем от 30 до 50 млн т. В 2000-е годы (особенно после вступления КНР в ВТО) стало очевидно, что мелкие семейные хозяйства не смогут обеспечить растущие продовольственные потребности страны.
Сегодня уже и для ведущих экспертов, и для китайского руководства вполне очевидно, что аграрная модель, приносившая свои плоды в 1980 – 90-е годы, себя исчерпала. Нужна новая концепция и новые подходы.
Где спрятана новая «ловушка» для Китая?
Часть китайских экспертов предлагает пойти по проторенной дороге азиатских индустриальных стран типа Японии, Южной Кореи и других. Так, один из ведущих китайских экономистов Мао Юйши считает, что нет ничего страшного в том, что производство зерновых, сои, риса и других традиционных сельскохозяйственных товаров будет постепенно снижаться. Это объективный и неизбежный, по его мнению, процесс, который уже пережили многие ведущие страны. Урбанизация неизбежно приведет Китай к зависимости от импорта продовольствия на 50-70%. Многие страны сегодня вынуждены импортировать до 90% сельскохозяйственной продукции, но это, якобы, процесс объективный. Нехватку продовольствия сможет заменить некий мировой продовольственный рынок, сложившийся в рамках ВТО и других международно-финансовых структур. Вот здесь-то и спрятана новая «ловушка» для Китая. В чем ее опасность?
На самом деле в эту «ловушку» уже попала часть развивающихся стран, добросовестно выполнивших требования ВТО и прекративших государственные субсидии отечественным сельхозпроизводителям. В результате они вынуждены были полностью открыть свои рынки для импорта продовольствия, которое ранее производили сами, а собственные ресурсы и инфраструктуру распродать. С 1990 – 2005 гг. 50 развивающихся стран увеличили импорт риса на 124%, а импорт пшеницы на 30%. Почти все они стали чистыми импортерами продовольствия. И именно те из них, кто точно выполнял советы Мирового банка и Международного валютного фонда, сегодня пали жертвами продовольственного кризиса, пик которого далеко еще не миновал.
Подобный сценарий осторожно, но настойчиво предлагается Китаю в связи с неизбежным реформированием его аграрной модели. На Западе понимают, что если в эту «ловушку» попадет Китай, выгоды от этой комбинации для мировой продовольственной «мафии» будут огромны.
Возможна ли частная собственность на землю в КНР?
Часть экспертов обсуждает наиболее радикальный вариант – введение частной собственности на землю и проведение (под контролем государства) приватизации пахотных земель. Но этот радикальный сценарий подвергается в Китае критике как с экономических, так и с идеологических позиций. Большинство экспертов считают, что приватизация еще больше обострит существующие проблемы и увеличит потоки внутренних мигрантов из деревни в города. Многие опасаются, что приватизация земли может привести к резкому сокращению «золотого пахотного фонда» и передачи части его в частные (иностранные) компании.
Объем пахотного фонда, несмотря на довольно большие размеры Китая, не так уж велик. Пахотные площади составляют всего 13% земельного фонда страны, пастбища – 28%, а леса - 25%. Остальное - горы, пустыни и другие непригодные для сельского хозяйства земли. Таким образом, у китайского государства имеется некий «золотой фонд» земель – это 120-130 млн га. Это та «красная черта», за которую нельзя опускаться ни при каких условиях. Сокращение этого фонда станет проблемой национальной продовольственной безопасности.
И никуда не деться от идеологии, от вопроса: а нужен ли правящей в Китае коммунистической партии многомиллионный слой собственников земли? Готова ли компартия пойти на столь серьёзную корректировку казалось бы незыблемых идеологических устоев?
Сергей Лузянин
Голос Росии, 23 августа 2011
Кoличество переходов на страницу: 1071
| Версия для печати | Сообщить администратору | Сообщить об ошибке | Вставить в блог |
